Этюды об империи - Форум

это наша с тобою Империя

Перумов Н.Д. Империя превыше всего. М.: ЭКСМО, 2002. Кн. 1: Череп на рукаве: Роман.

Идея Империи все прочнее укореняется в российской фантастике. Великая Ордусь Хольма ван Зайчика, Вейская империя Юлии Латыниной, альтернативная Российская империя Генри Лайона Олди («Маг в законе»), демократическая по названию, но имперская по сути Галактическая Федерация Льва Вершинина («Сельва»)… Каждый может продолжить список самостоятельно, исходя из личных предпочтений.

Этому явлению есть вполне рациональное объяснение. Мечта об Империи вскормлена «таким понятным человеческим желанием покоя, стабильности и безопасности, желанием гордится за свою расу и планету» (Н. Перумов, «Череп на рукаве»), в переводе с «фантастического» на современный – за свой народ и свою страну. «Усталость от деструкции в обществе очевидна, созидательные идеи востребованы.

Идея империи – созидательна» (Э. Геворкян).

Другое дело, что за покой и порядок надо платить… и эта простая истина прекрасно осознается современной фантастикой.

1.

Fantasy-йные просторы, на первый взгляд, особенно располагают к созданию Империи: необъять неосвоенного мира, мечи, арбалеты, и каждый может «сам, опираясь на свои силы, достичь очень много – например сделаться королем» (Н. Перумов). Дерзай, создавай Империю…

Но на самом деле здесь полноценная Империя не получается.

Империя по существу своему – унитарное государство, с общими во всех провинциях официальным языком, законами, торговой системой, налогами и многократно воспетыми имперскими легионами. Без всего этого империи хиреют, рассыпаются под ударами соседей-варваров, а если и удается им чудом уцелеть, то лишь превратившись в бледное подобие самого себя. Независимые по сути дела владетели не становятся независимыми де-юре лишь потому, что подобная «имперская» структура позволяет обеспечить минимально необходимое для торговли и дипломатических отношений с соседними странами единство (см. Священную Римскую империю).

Средневековый мир по определению не имеет политического единства; многочисленные короли, герцоги, владетельные князья и бароны слишком горды и самостоятельны, чтобы склониться перед равным себе, а достаточно низкий уровень вооружения и военного искусства не позволяет никому стать сильнее коалиции своих противников, образующейся сразу, как только выясняется, что равновесие нарушено. «Сто полей, - продолжал Даттам, - это игра империи, игра умников. А здесь, в стране аломов, играют в кости. Если род Аманов за вас, то род Полосатой Иверры против. Шеввины за вас, а Карнаки за ваших врагов. Чем ближе вы к победе, тем больше синьоров, встревоженных вашими успехами, ополчится против вас» (Ю. Латынина, «Сто полей»).

Поэтому невозможно в средневековом мире достичь единства Империи; но невозможно достичь и другого важнейшего имперского атрибута – беспредельности. Римская империя объединила всю Ойкумену, и лишь на периферии державы оставались дикие земли, населенные не менее дикими варварами – земли, покорять которые было слишком невыгодно, слишком бессмысленно. Легче возвести Троянов вал на границе и отбивать варварские набеги, и посылать карательные экспедиции…

В средние века беспредельность Империи была принципиально недостижима. Это потом, когда «в этих бесчеловечных и бессмысленных схватках, неизменно и безрезультатно повторяющихся из века в век» (С. Переслегин, «Детектив по-арканарски») выкуется тенденция к объединению, появятся новые империи, претендующие пока не на общеевропейскую (общемировую) гегемонию, а лишь на объединение под скипетром единого монарха всего, до чего хватит сил дотянутся – а сил было не так уж и много. Это потом, через много десятилетий, империи эти, начавшие уже спорить о том, кто в мире хозяин, превратятся из территориальных в национальные, и Наполеон Бонапарт провозгласит себя императоров французов.

И с тех пор за мировую гегемонию будут спорить уже национальные государства, что внесет в спор невиданную ранее ожесточенность – ожесточенность трех Мировых войн и бесчисленных войн «ограниченных», ожесточенность партизанской борьбы и непрекращающихся терактов.

Так на новом уровне воссоздается Империя. Всеобъемлющая и единая.

А в Средневековье единства не было – была феодальная раздробленность. Беспредельности государства не было – были независимые от всего остального мира феоды, каждый из которых был для себя – миром. «Стало быть, с каким-то из атрибутов империи – либо с одинаковостью, либо с беспредельностью – дела с самого начала обстояли неважно» (Ю. Латынина, «Сто полей»).

Империй не было – были лишь призраки былого.

2.

Fantasy, разумеется, не исторический роман, но все же Средневековье является одной его основ – и потому неудивительно, что Империи здесь встречаются достаточно редко.

Так и у Н. Перумова ни в «Кольце Тьмы», ни в «Летописях Хьерварда» империй не наблюдалось. Даже Халланское королевство, доминирующее в Западном Хьерварде («Воин Великой Тьмы») и Галенское королевство, доминирующее, соответственно, в Хьерварде Северном («Земля без радости») – королевства, а не империи. Казалось бы, что проще – на картах вокруг Халлана и Галена лишь варвары, да «независимые баронства» - назовись императором, и правь. Никто не помешает. (В нашем мире точно бы назвались.)

Не называются.

В первых романах Перумова слово «империя» появляется лишь дважды. Первый раз – в «Кольце Тьмы»: империя Вождя, раскинувшаяся на завоеванных землях Воссоединенного королевства Арнора и Гондора, немедленно после смерти Олмера и завершения Большой войны распадается. Фактически перед нами эквивалент монгольской империи или империи Александра Македонского: пока шла война, империя имела место быть, когда война закончилась, огромные завоеванные пространства обусловили распад империи на несколько государств; для сохранения единства необходимы экономические и политические связи между провинциями – а о каких связях может идти речь, когда между провинциями и имперским центром сотни километров? Опять-таки и разность политических, etc. традиций завоеванных стран единству империи не способствуют…

А еще на такую империю катастрофически влияет отсутствие преемника. Преемника, которому неоткуда взяться – соратников у Вождя много, но они практически равны между собой, а дети, увы, как правило не наследуют талантов своих родителей.

И тогда «сражались плечом к плечу короли малых королевств, и юное Солнце огнем горело на красных клинках молодых, охочих до битвы мечей. И была победа и было поражение; башни падали, крепости гибли в пламени пожаров, и огонь всходил до самых небес. В усыпальницы мертвых королей и королев сыпалось золото, каменные двери затворялись, и над всем этим вырастала трава. И вновь овцы паслись на холмах, пощипывая могильную травку» (Дж. Р.Р. Толкин, «Властелин колец»).

Вечная круговерть истории.

Вторая Империя у Перумова гораздо любопытнее.

Эта империя не существует въяве – лишь в смутных воспоминаниях людей, и в памяти Магов. Множество лет назад Маг Хедин создал Ночную Империю и она, судя по всему, стала-таки Империей мира Хьерварда. «От Железного леса и Рогхейма до Кольчужной горы, где нынче Хенебю, простиралась она, и Хединсей был ее сердцем», исполинские бастионы столицы «вздымались до самых туч, и бесчисленное войско несло неусыпную стражу…» – но тут Хедин «с великим удивлением увидел огромного черного Замкового Ворона, вестника войны, на окне своего покоя в цитадели столицы Ночной Империи. Ворона из Замка Всех Древних, принесшего мне вызов Сигрлинн». И сородичи Хедина, другие Маги, стерли Империю с лица земли, а на ее месте было создано Хранимое королевство.

Как Ночная Империя создавалась, можно понять по первым шагам нового Ученика Хедина Хагена: «Мой Ученик преуспевал. Его дружина достигла десяти тысяч мечей… во многих уставших от беззакония землях и Западного и Восточного Хьерварда Хагена в открытую называли правителем и все настойчивее звали принять корону». Опять «закон и порядок»; но Ночная Империя создавалась вовсе не для того, чтобы обеспечить все это обывателям, а вернее – не совсем для того.

У Хедина был некий план по нарушению имеющегося мирового равновесия, и Империя была лишь одним из необходимых для выполнения этого плана компонентов. А дальше случилось то, что всегда случается, когда государство пренебрегает своими насущными политическими (геополитическими) вызовами и занимается тем, что ей в общем-то и не нужно – выполнением ли Плана, разжиганием ли Мировой революции, помощью ли союзникам (Россия, 1914 год) – неважно.

Империя умылась кровью и исчезла.

Но было у Ночной Империи то, что позволяло ей не просто «иметь имперский статус», а быть Империей. Кроме бесчисленного войска и законов, кроме размеров – «от моря до моря». В Ночная Империя имела то, что не было у достославных Халланского и Галенского королевств, то, что вообще нечасто бывает в fantasy. Ночная Империя включала в себя и нечеловеческие расы.

Гномы, орки, тролли, эльфы и многие другие на самом деле для fantasy совершенно необходимы. Именно они отличают роман-fantasy от романа исторического: замки, мечи и рыцари встречались и у нас, а магов и колдунов сейчас вокруг и вовсе пруд пруди – достаточно почитать объявления в газетах или посмотреть рекламу на ТВ. (Признаюсь, что и сам прапрадедом по прямой линии имею доподлинного ведуна, а потому при желании могу гордо именоваться колдуном в пятом поколении.)

А вот эльфов и гномов вокруг как-то не наблюдается.

Но в fantasy наличие иных рас резко меняет геополитическую ситуацию, и государь, пусть даже объединивший все окрестные герцогства и баронства, может именовать себя Императором с тем же успехом, что московский князь XIV века – Государем Всея Руси. Наличие поблизости какого-нибудь эльфийского королевства или подгорных гномих владений этот титул обесценивает. С единством у государства, может быть все и в порядке – а вот как с всеобъемлимостью?

Поэтому при наличии государств нечеловеческих рас титул Императора либо пустая похвальба неумного человека на троне, либо серьезная претензия к соседям.

В конце XV века московский князь Иван III, прозванный впоследствии Великим, принял титул государя Всея Руси. Надо сказать, что к тому времени большинство русских земель входили в состав Великого княжества Литовского, и потому Великие литовские князья этот титул не признали – но Ивану III это не помешало. К концу его правление около трети земель (в скобках заметим – русских земель) Великого княжества Литовского вошли в состав Московии. А еще через энное количество десятилетий право московских князей на титул Государей Всея Руси было признано соседними государствами.

Точно так же и в fantasy-йном мире – если государство именуется Империей, то и политика его должна быть соответствующей. А именно: Империя должна распространять свою власть на все вокруг. Значит, нечеловеческие расы должны Империи подчиняться.

В «Гибели богов» о Ночной Империи говорится вскользь, и о том, как происходило включение «инородцев» в состав государства не рассказывается. Этот «недостаток» с лихвой восполняется в романе «Алмазный Меч, Деревянный Меч».

3.

Собственно, простейший способ подчинить другой народ был известен всегда.

Завоевание.

В мире Мельина есть Империя, «страх и ужас нечеловеческих рас, ненасытное чудовище, пожирающее сердце и печень своих врагов, отхаркивающееся легионами, что идут все дальше и дальше, до самых океанских берегов. И вместо гордых лебединых кораблей эльфов и Дану, что неслись по волнам в стремительном полете, моря теперь раздирают таранные носы боевых галер, окованных красной медью…». Магические ордена Радуги направляют внешнею и внутреннею политику государства, светская власть номинальна. Имперские легионы ведут колониальную войну за морем (причем даже Император смутно представляет цели этой войны), нелюдь разбита и покорена; ее, конечно, всячески угнетают, но и под имперским гнетом жить можно (только эльфы и дану, как наиболее склонные к восстаниям, и слишком уж сведущие в премудростях «лесной войны», беспощадно преследуются). Нормальная Империя.

При этом она не так уж и могущественна – на востоке даже есть какие-то полунезависимые правители, есть и неподчиненные нелюди – Вольные (впрочем, слишком уж похожие на людей).

Но сложившееся «статус-кво» не удовлетворяет многих. Покоренные нелюди, само собой, грезят о грядущем реванше и готовы во имя благой цели освобождения от имперского гнета использовать древнее «оружие возмездия» - соответственно Алмазный и Деревянный мечи. Светская власть в лице Императора недовольна контролем со стороны магических орденов и так же готовится к борьбе (в 1921 году в Кронштадте восставшие своей целью ставили «Советы без коммунистов»; для Императора цель – «Империя без Радуги»).

Начинается гражданская война, осложненная «межцивилизационными» конфликтами (люди – гномы, люди – Дану, Дану – гномы, etc.) – Империя начинает распадаться, причем распадаться именно тогда, когда ей позарез необходимо единство – на мир Мельина надвигается загадочный внешний враг.

В результате Империи удалось если не закончить, то «притушить» гражданскую войну, а нечеловеческие расы могут войти в состав Империи на договорных основах, чем некоторые уже и воспользовались. И вот Император уже мечтает о большем: «Да, Тайде, я хочу собрать все обитаемые земли под свою руку» («Рождение Мага»). Несколько, надо сказать, преждевременно.

На востоке отложившиеся провинции ведут с Империей крупномасштабные боевые действия. Из-за моря вторгаются «пираты юга» (принимая во внимание количество этих пиратов – «крупные, до сотни кораблей, ватаги» - можно предположить, что это, мягко говоря, не совсем пираты, точно так же как в Средиземье Умбар все-таки был не пиратским логовом, как его определяли в Гондоре, а советские и югославские партизаны вовсе не были, как их характеризовали немцы, бандитами). «Вспомнили забытую было гордость остатки… нечеловеческих рас. Всякие кобольды, гурры, гарриды и прочие твари, на которых в Мельине не обращали внимания чуть ли не с самого основания Империи. Полезли на юг тупоумные тролли, горные огры, увлекая за собой гоблинов и прочую мелюзгу» («Странствие Мага», т. 1).

Для борьбы со всеми этими напастями способ выбран нехитрый: наделение правами имперского гражданства жителей «национальных окраин» - орков, половинчиков, Дану, создание национальных же военных частей, etc. Имперских легионов уже не хватает. Если же вспомнить историю нашего мира, то за правами гражданства и национальными военными формированиями не в такой уж далекой перспективе следует национальная независимость…

Вдобавок трон Императора вакантен, что неизбежно влечет за собой попытки эту вакансию занять и, как следствие, новые витки гражданской войны. В принципе, если исходить из логики исторического развития, дальнейшая судьба Империи вполне ясна.

«Империя Эбин. Некогда могущественная, простиравшаяся от Вечного леса на северо-востоке до крайней западной оконечности континента, включая в себя все Семиградье, весь Эгест и весь юг полуострова вплоть до самого Ордоса. (…) Те времена давно прошли. (…) Давно отделился Эгест, следом за ним – Семиградье. В кровавых смутах войн «за веру» Империя почти что вернула утраченное, но удержать сил уже не хватило. (…) И теперь старой, одряхлевшей Империи только и оставалось, что надувать щеки, делать вид, что в мире ничего не изменилось, а отелившиеся земли по-прежнему остаются имперскими провинциями. (…) Империя жила, пока не еще не нашлось достаточно сильного врага, что в состоянии стереть ее с лица земли» («Одиночество Мага», т. 2).

Если не случится чуда, та же судьба ожидает Империю мира Мельин.

Беда в том, что чудеса в fantasy случаются слишком часто.

Империя – слишком насущная, слишком близкая для нас проблема и fantasy-йный «теплый свет далекой сказки» (Н. Перумов) к повествованию об Империи не располагает. Это, собственно, и было на практике доказано Перумовым.

«Магическая составляющая» сюжета романа «Алмазный Меч, Деревянный Меч» зажила своей жизнью, практически независимой от сюжетной линии, связанной с Империей. Уж если появились в повествовании магические артефакты Иммельсторн и Драгинир, то неизбежна была попытка Радуги ими завладеть. Подробное описание магического Семицветья выводило за пределы мира, в Долину Магов. Мир Мельина оказывался лишь частью Упорядоченного, и вот уже на страницах романа возникали твари, строящие Путь, маги и, уже в эпилоге, Новые Боги. Вихрь магических боев «ради жизни на земле» уводил героев все дальше и дальше от жизни Империи, ставшей лишь фоном, декорацией для магической войны.

Перумов, конечно же, мог положить предел «магической составляющей» и сосредоточится целиком на Империи – но тогда бы не было цикла «Хранитель мечей» и мы бы не следили с напряжением и интересом за приключениями некроманта Неясыти.

Поэтому кесарю было отдано кесарево, fantasy – магическое, а для Империи был выбран более подходящий жанр.

Научная фантастика.

4.

Империи в научной фантастике возникают гораздо чаще, чем в fantasy; сами бесконечные просторы космоса способствуют тому. Что может удержать вместе разбросанные на гигантских расстояниях друг от друга планеты, связать их в единое целое? Экономическая и транспортная связность, ответит кто-то, и будет прав. «Валькирия. (…) Федеральная стройка номер один. Единственная на всю Галактику подходящая планета для создания прыжкового космопорта. После окончания строительства Федерация станет по-настоящему единой. Транзит сократит расстояния вдесятеро» (Л. Вершинин, «Сельва не любит чужих»). Но это – дело долгих десятилетий, а здесь и сейчас, перед лицом внешней угрозы (внешняя угроза имеет разные формы, но существует, как правило, всегда), необходимо единство. «Так что, - заметил в свое время Сергей Переслегин, - если «галактическая», то увы, «империя»».

А главное, научная фантастика – это не «Там», как fantasy.

Это почти здесь.

У нас.

А в наше время, как легко заметить, претензии (и небезосновательные) на мировую гегемонию, на создание Империи человеческой нации, встречается гораздо чаще, чем в Средневековье. Весь ХХ век прошел в жесточайшей борьбе за то, кто же станет мировой Империей, и мы прекрасно помним претендентов на этот титул.

Соединенные Штаты – нынешний победитель, методично строящий свой «Pax Americana».

Советский Союз – мы, проигравшие в Третьей Мировой, заплатившие за поражение распадом страны и бесконечными кровавыми «локальными конфликтами» на границах. Проигравшие окончательно: на повестке дня стоит уже не вопрос о победе, а лишь вопрос о выживании.

И Третий Рейх, в борьбе против которого объединились будущие соперники.

Третий Рейх, с завидным постоянством возрождающийся на страницах фантастических романов.

Ситуация выглядит, по меньшей мере, загадочной: через добрых полвека после Войны («время оказалось разрезанным надвое – до Войны и после») в романах и повестях российских фантастов вдруг замелькали форма немецкого вермахта, витые погоны, тусклые кокарды и имперские орлы на свастиках.

Ну ладно, это еще можно списать на увеличивающийся общественный интерес к истории Второй Мировой – процесс более чем отрадный и внушающий умеренный оптимизм. Покоя не дает другое.

Кто не смотрел фильма «Звездный десант» Пола Верхувена, многое потерял. Фильм совершенно замечательный – вся сюжетная линия, каждый отдельный эпизод, характер каждого героя четко работают на основную идею кинокартины. Более отвечающего своим целям пропагандистского фильма мне встречать не приходилось; даже советские кинокартины 30-х годов «Звездному десанту» несколько уступают. А уж военно-патриотическая идея, заложенная в фильме, звучит с такой набатной силой, что Верхувену просто обязаны дать премии министерств обороны США, Китая, России, далее по списку. «За патриотическое воспитание молодежи».

Многим моим знакомым, однако, покоя не давал один крохотный момент, немедленно бросавшийся в глаза. Почему это доблестные вооруженные силы Citizen Federation (совершенно издевательское название, учитывая милитаристский уклон «Звездного десанта»), облачены в форму, до боли напоминающую германскую времен Второй Мировой?

Эта форма не играет в фильме ровным счетом никакой роли. Зачем же она?

В своем новом произведении под вполне провокаторским названием «Империя превыше всего» Перумов наглядно объясняет – зачем.

5.

Перед нами Галактическая, само собой, Империя. Нормальная Империя. Умеренно авторитарный монархический строй, двухпалатный парламент, легализованные Указом Его Императорского Величества «О гласности и плюрализме» оппозиционные организации, имперские войска, тайная полиция, колонизация новых планет. Разумеется при всем этом правозащитники остались только на «независимых» планетах, а демократия трактуется, «согласно последним методичкам Главного Политуправления как охлократия».

«Нравственное преимущество граждан Империи заключается, во-первых, в единстве человеческой расы, во-вторых, в наличии нравственного стержня, каковым выступает верность правящему Императорскому Дому, в-третьих, в едином культурном, экономическом и идеологическом пространстве, в-четвертых, в чувстве безопасности, и, наконец, в-пятых, в чувстве гордости за могучую державу, внушающую страх даже Чужим».

В общем, как говаривал незабвенный Савва Игнатич, «живи и радуйся! И делай, шо тебе говорят». Но радоваться почему-то получается не очень.

Дело в том, что эта Империя – Рейх.

А имперские войска – дивизии, имена которых помнит каждый историк Второй Мировой. Танковые дивизии СС «Тотенкопф» и «Лейбштандарте», «Викинг» и «Дас Райх», «Принц Евгений» и «Норланд» теперь элитные десантные дивизии (привет Верхувену). Есть еще обычные танковые и пехотные дивизии возрожденного рейхсвера, чтящие традиции их предшественников, маршировавших по полям Франции, Польши, Югославии, России…

А тайная полиция – гестапо.

Поэтому Рейх постоянно сталкивается с Сопротивлением. Восстания на покоренных планетах, партизанская война, террористические акты – и на смену fantasy-ной максиме «Империя там, где ее Император», приходит по-современному жесткое «Империя там, где ее войска».

Для героя романа Руслана Фатеева проблема состоит еще в том, что он русский. А для нас Великая Отечественная нечто большее, чем просто минувшая война. И Перумов пишет об этом так, как совершенно не ожидаешь от современного писателя-фантаста: «Но мы знали правду. Знали, кто дошел до Берлина. (…) Мы помним наше знамя цвета крови над серыми куполами поверженной вражьей столицы.

Мы помним, пока мы живы. Или, вернее, можно сказать – мы, русские, будем жить, покуда помним все это».

Как бы ни сетовали представители современной интеллектуальной элиты, что необходимо национальное примирение, что нужно понять русских, сражавшихся на стороне немцев, и простить их – для русского человека слово «власовец» всегда будет ругательством. Вот зарисовка с натуры: «Мне как-то раз довелось во время поездки в Волгоград (бывший Сталинград) разговаривать с соседом по гостиничному номеру, полковником, - пишет английский историк Энтони Бивор. – Реакция полковника [на разговор о власовцах] была довольно необычной для человека, который совершенно определенно ненавидел Сталина за репрессии против командиров Красной Армии. «Это были уже не русские люди», - спокойно сказал он. (…) Так что можно смело утверждать, что чувства, которые испытывали советские люди в годы Великой Отечественной война, практически не изменились» (Э. Бивор, «Сталинград»).

Как же интегрироваться в Империю, если Империя эта – наследник самого лютого врага твоей Родины?

А интегрироваться надо.

Плоха ли, хороша ли история Империи – сейчас она действительно объединяет человеческую расу, и гражданам ее живется куда как лучше, чем жителям оставшихся «независимыми» отдаленных и бедных планет. Плоха ли, хороша ли Империя – она одна может противостоять внешнему врагу – Чужим.

И планеты интегрируются – «под имперской пятой» жить лучше, чем вне Империи. Спокойнее. Безопаснее. Экономически выгоднее.

Вошла в Империю и планета Новый Крым – единственное значимое русское государственное образование. Не сразу, конечно. «Так было. Шла война. Настоящая партизанская война. Но потом неожиданно среди самых что ни на есть радикалов, «непримиримых», возникло движение «умеренных», ратующих за достижение почетного мира с Империей. И, что самое удивительное, им удалось добиться своего. Партизанская война прекратилась, имперцы и Новый Крым подписали договор, нам было даровано гражданство…»

Все?

Нет.

6.

Основная проблема современного мира настолько же проста, насколько и неразрешима.

В Позднем Средневековье война была делом королей. Короли создавали армии, платили наемникам и шли воевать соседа, а простолюдины занимались своими делами. Если король побеждал, его подданные умеренно радовались (главным образом тому, что с податями станет чуток полегче), если проигрывал – особой грусти не испытывали. На разборки крупных и мелких властителей было народу наплевать; больше всего хотелось простым людям жить вообще без феодалов. «Мне, Ваня, все равно – что Мамай, что Дмитрей. Как говорится, руби меня, татарска сабля, да не бей, княжая плеть… Будьте вы прокляты, князья до татаре!» (С. Бабаян, «Мамаево побоище»).

На тогдашних армиях это отражалось самым негативным образом дезертировать из них пытались при первом же удобном случае, а потому на ночлег войска останавливали в поле и ставили по периметру караулы – чтобы за ночь пол-армии не разбежалось. В сражение шли геометрически правильными «коробочками» полков – по той же причине, а потерпевшая поражение сторона армию немедленно теряла – солдаты разбегались и армию необходимо было собирать по новой.

Положение изменила Французская революция. Простой народ впервые осознал за что воюет, осознал себя нацией – и никто в Ойкумене не мог остановить национальную французскую армию кроме такой же национальной русской армии (построенной, правда, не по буржуазному, а по феодальному принципу). Война стала народным делом.

Национальное самосознание пробуждалось и в других странах, но не в упорядоченной форме, как во Франции, а стихийно. Классическим примером считается Испания – французы вбили в прах регулярные испанские войска, взяли столицу, пленили королевскую фамилию – а вот с иррегулярными отрядами повстанцев справится так и не смогли. Испанских повстанцев того времени сейчас называют партизанами; это не совсем верно. Понятие «партизан» было хорошо известно Европе и в XVIII веке – предводитель небольшого регулярного кавалерийского отряда, действующий во вражеском тылу. В Испании французы столкнулись с иным – народной войной. Не partisan, а guerilla warfare.

Война демократизировалась: теперь каждый, недовольный положением вещей, мог найти единомышленников, достать оружие и устроить врагу сопротивление. А поскольку информационная связность европейского мира уже при Наполеоне была достаточно высокой, это сопротивление создавало нешуточный информационный резонанс. Так постепенно на смену партизану пришел террорист, а вернее – эти функции совместились.[1]

Обычная война была давно регламентирована, хотя до «Правил ведения сухопутной войны» оставалось еще далеко; регламентировать пытались и guerilla warfare. В общем-то безуспешно. Сейчас европейцы додумались до замечательной формулы – тот, кто совершает теракты против мирного населения – террорист и его надо уничтожать; тот, кто ведет борьбу против государственной полиции и войск – повстанец, и с ним не надо воевать, с ним надо вести переговоры. Наивность и нежизнеспособность этой формулы видна невооруженным взглядом.

Если государство не хочет закончить жизнь самоубийством, оно всегда борется с повстанцами. Борется и Галактическая Империя Перумова (благо при отсутствии Совета Европы ей никто в этом особенно не препятствует). Но… можно успешно подавлять восстания в провинциях, можно укомплектовывать военные гарнизоны планет специалистами по контрпартизанской борьбе, можно отгораживаться от совсем уж непримиримых границами и давить их таможенными тарифами. Можно разрешить оппозиционные интербригады как военно-патриотические организации, вести диалог с их лидерами и, даже, договариваться с «умеренными». Это все равно не решит проблемы.

Всегда найдутся «непримиримые», за которыми пойдут молодые и романтичные. Возможно, новая террористическая (повстанческая) организация будет и менее многочисленной, но, как в свое время справедливо замечал советский теоретик партизанской войны полковник Старинов, «технический прогресс многократно повысил возможности партизан наносить урон противнику даже не вступая с последним в боевое соприкосновение». Немногочисленность «непримиримых» с лихвой возмещается их повысившимися возможностями.

Так и «непримиримые» из интербригад используют против Империи новое – биологическое – оружие. (У Перумова, кстати говоря, в одном месте прорывается более точное определение этих организаций – «красные бригады». Для сведения: интербригады – военные добровольческие формирования времен войны в Испании, «красные бригады» - террористические организации Италии конца 60-х гг.[2])

Куда там «Аль-Кайде» 11 сентября! Последовательно примененное на трех планетах, биологическое «чудо-оружие» погубило бессчетное число мирного населения, а Первая десантная армия, краса и гордость Рейха, была истреблена практически под корень.

И Рейх, подобно европейской цивилизации 11 сентября, вплотную столкнулся с проблемой «большого» терроризма. А ведь налицо и внешняя угроза со стороны загадочных Чужих…

Выстоит ли Империя?

7.

Есть и еще одно обстоятельство.

Guerilla warfare возникает не на пустом месте. «Истоки партизанского движения, его размах и сила предопределяются духовной мощью, патриотизмом, горячим стремлением народных масс видеть свою Родину счастливой, свободной от… иностранных захватчиков. Ряды партизан пополняет добровольно только свой, то есть лояльный народ. Без него не хватит никаких баз, без него ни спастись партизанам ни в какой крепости. Ибо и крепость партизан – тоже свой народ, который и подскажет, и укажет, и поможет, и выручит, и укрепит партизанский отряд новыми силами» (И.Г. Старинов, «Мины замедленного действия»).

Все так.

Родина. Свобода.

Но… «Люди потеряли рассудок и орут «свобода, свобода», не понимая, что есть цена, которую нельзя платить даже за свободу», - говорит «умеренный» Юрий Фатеев, и мы вспоминаем то, что многократно видели на экранах телевизоров – безумное (увы, в самом прямом смысле) ликование палестинцев при известии о сентябрьской трагедии в Америке.

Дело в том, что партизанская война – очень хорошая средство для того, что бы противник проиграл, но совершенно никакое, если мы хотим не просто поражения врага, но и своей победы. Партизанскими (повстанческими, террористическими) методами победить практически невозможно.

«Умеренные» планеты Новой Крым хотят добиться независимости от Рейха какими-то отличными от террористических методами, для чего в десантные войска рейхсвера внедряется главный герой Руслан Фатеев (тут Перумов великолепно применяет мотив «свой среди чужих», опробованный им впервые еще в «Кольце Тьмы», а многочисленные параллели со «Звездным десантом» делают роман еще вкуснее). Какова цель операции, нам пока неизвестно, – но общая цель вполне очевидна. Свобода Нового Крыма с одной стороны. С другой… «В трудный час необходимо сохранить единство империи», - говорит Руслан Фатеев командиру своего полка. Что ж, теоретически одно другому не мешает. «Империя слишком разрослась. Центр не в силах уследить за всеми процессами на дальних окраинах», - отвечает Руслану немецкий подполковник.

Будет ли найден компромисс между Рейхом и Новым Крымом?

Бог весть.

Но политическое урегулирование проблемы гораздо более эффективно, чем сопротивление. Другое дело, что проблема терроризма останется все равно – и для Империи, и для ставших независимыми государств…

Потому что в рамках логики европейской цивилизации проблема терроризма неразрешима, и с ней неизбежно встречается любая Империя, претендующая на мировую гегемонию. А впрочем, и страны, на гегемонию не претендующие – тоже.

8.

От средневековых Империй fantasy Перумов пришел к современности, пусть даже и оснащенной звездолетами и колонизированными планетами, и, закрывая первый том дилогии «Империя превыше всего», мы остаемся один на один со все теми же проблемами современного мира. Уцелеет ли европейская цивилизация? Сможет ли Россия найти компромисс с Западом? Решаема ли проблема терроризма? Продолжите список по своему желанию…

Мы не знаем ответы на эти вопросы, как – пока – не знают их и герои Перумова. Но, право же, главное не это. Главное то, что эти вопросы заданы. А раз так, то не остается ничего другого, как искать ответ. Другого выхода все равно нет. «Организм… просто борется до конца – и либо побеждает, либо погибает в неравной борьбе, сдавшись под натиском метастаз».

А Империи… дело ведь не в названии. Просто Империя защищает ту среду, и ту цивилизацию, в которой мы все только и можем существовать. Название – его ведь можно и изменить.

Главное, чтобы государственная структура оказалась в состоянии решать поставленные перед ней задачи.

И ничего более оптимистичного по этому поводу сказать невозможно.

Апрель 2002 г.

[1] Небольшой пример. 1957 год, Куба. Немногочисленный отряд Кастро действует в горах. Че Гевара и Фидель обдумывают новую операцию, и Че предлагает заняться охотой на автомашины батистовской армии – вполне военная точка зрения. Кастро возражает: надо напасть на казарму в Уверо. С какой стати, ведь устраивать засады на коммуникациях гораздо эффективнее? – А потому, что о нападении на гарнизон правительство не сможет умолчать, и о «нашем эффективном присутствии в Сьерре» станет повсеместно известно. Будет большой резонанс.

Но ведь способом получения информационного резонанса может стать не только боевая акция, но и – даже в большей степени – теракт. Так происходит диффузия между партизаном и террористом.